Арт-сообщество вело борьбу за открытие национального павильона почти 10 лет. Эта история ярко отражена в материале Ariadna. Основу для него, помимо прочих, закладывали казахстанские некоммерческие организации IADA и «Евразийский культурный альянс», делая выставочные проекты и резиденции для художников. Я тоже несколько раз пыталась начать разговор с Министерством культуры и спорта РК о павильоне в Венеции. Ни к каким последующим действиям это не приводило.
Попасть к Министру культуры и спорта, чтобы поговорить о нынешнем павильоне на Венецианской биеннале, я пробовала с сентября 2020 года. В сентябре 2021 у меня получилось. Я была почти уверена, что государство не одобрит эту идею. Особенно в условиях очень жестких временных рамок: в 2021 году последним месяцем для подачи заявки был ноябрь. Вероятность была крайне низкой, даже несмотря на то, что Министерству не требовалось вкладывать деньги: я рассчитывала заручиться поддержкой спонсоров.
Получить разрешение от государства казалось почти невозможным и из-за прежних политических условий. Достаточно вспомнить, чем обернулся опыт организации павильона в 2019 году, когда был отменен уже почти готовый проект. Получив устное согласие от Министра, я начала кампанию по привлечению спонсоров и поиску выставочных площадок в Венеции. И даже несмотря на это, гарантий, что устное согласие создать национальный павильон станет официальным, все еще не было.
По сравнению с тем, сколько готовятся к национальным павильонам другие страны, у нас были крайне сжатые сроки. Я стояла перед выбором − отложить павильон до 2024 года или все же рискнуть. Из-за отсутствия долгосрочной политики в области культуры рассчитывать, что вместо 2022 года нам разрешат открыть павильон в 2024 году, не приходилось. Поэтому мне показалось важным добиться того, чтобы Казахстан начал участвовать в биеннале уже в этом году. И я надеюсь, что эта работа будет продолжена государством, арт-сообществом и обществом в целом.
В силу того, что разрешение проводить павильон нам дали поздно, мы были ограничены в способах отбора художников. Для этого существуют разные формы. Некоторые страны, как, например, Австрия и Швейцария, проводят открытый конкурс. В других — в Великобритании и Франции — экспертный совет номинирует участников и потом выбирает художников методом голосования.
На мой взгляд, проводить открытый конкурс не всегда удачное решение. Часто бывает, что open call’ы привлекают молодых художников, а зрелые художники на них не откликаются. Тем не менее в нашем сообществе есть большая потребность демократизировать различные процессы, причем не только в части выбора проектов для павильона в Венеции. На этом я остановлюсь чуть позже.
О выборе художников
В этом году открытый конкурс все равно бы не удалось провести, поскольку процесс его организации требует как минимум 1,5-2 года. Тем более, что такого рода конкурс в Казахстане был бы проведен впервые. Создать условия конкурса, согласовать отборочную комиссию, дать художникам и кураторам достаточно времени для подачи заявок — одно это требует не менее 5-6 месяцев работы. Помимо этого нужно дать возможность экспертной комиссии внимательно изучить проекты и оставить художникам время на воплощение своих идей. За полгода сделать это просто невозможно.
Чтобы все успеть, выбор художников необходимо было делать в кратчайшие сроки. На момент переговоров с Министерством культуры ни ORTA, ни кто-либо еще не рассматривался в качестве основного кандидата.
Я регулярно встречаюсь с художниками, знаю об их текущих и задуманных проектах, а также о том, как они работают. Почему я предложила коллективу ORTA участие в биеннале? На это было три причины:
1. Идея их проекта выглядит масштабно и амбициозно. Качество его выполнения не вызывает сомнений, учитывая их опыт подготовки к различным проектам в Алматы и Москве. В прошлом году, например, коллектив ORTA полностью трансформировал пространство Aspan Gallery.
2. Посвятить павильон идеям художника Сергея Калмыкова показалось мне красивым жестом, поскольку его можно считать одним из первых современных художников Казахстана. Он был в числе тех, кто стоял у истоков этого направления в стране, а также вдохновил наших художников на большую творческую свободу.
3. В течение нескольких лет ORTA готовила крупный проект, и площадка Венецианской биеннале оказалась подходящей для его трансдисциплинарного характера.
Мне бы хотелось подчеркнуть, что ORTA — это некоммерческий коллектив художников. Они никогда не работали с государством. Они не представлены ни одной из галерей и их работы никогда не продавались. Все свои проекты они делали на личные деньги или гранты некоммерческих фондов.
Я убеждена, что мы не можем говорить будто бы кто-то способен представить все искусство Казахстана единолично. Прежде в павильоне Центральной Азии всегда были коллективные выставки. Сказать, что небольшая коллективная выставка сможет отразить всю сложность арт-сцены Казахстана, я тоже не могу. Например, в 2019 году павильон должны были посвятить определенной теме. Возможно, она близка большому кругу художников, но не всем.
Предположение о том, что страна может быть представлена только одним выставочным проектом подразумевает, что в арт-сообществе есть фаворитизм и эксклюзивность. Казахстанское искусство должны репрезентировать разные художники, работающие с разными темами, в разных техниках, с разным мировоззрением. Потому павильон этого года стоит воспринимать как один из многих павильонов Казахстана, а не единственный и исчерпывающий проект.
Состав казахстанских художников многолик: в нем есть те, кто поднимает вопросы и актуальной политической повестки, и исторической памяти, и экологических проблем, и деколонизации, и экономических оснований нашей жизни. Сведение искусства только к чему-то одному сильно обеднит нашу сферу, вытеснив из нее большое количество других сильных художников. Тогда как они являются его неотъемлемой частью, нравятся нам эти деятели или нет.
Почему Сергей Калмыков?
Калмыкова пытаются представить аполитичным чужаком. Но это вовсе не так. Он родился в Самарканде в 1891 году, а детство провел в Оренбурге. Он переехал в Алматы в 1935 году и сразу признал его своим домом. Калмыков крепко связывал свою идентичность с нашим городом, который стал его утопической вселенной. В нем он писал фантастические картины и совершал прогулки в эксцентричных костюмах, что очень походило на перформансы.
Он пережил тяготы Октябрьской революции, голод, сталинские репрессии, две мировые войны и первые испытания ядерного оружия. Калмыков оказался сильно травмирован этими событиями, и именно с этим исследователи связывают его обращение к сюрреализму и фантастическим сюжетам. В остальном он оставался рядовым человеком без особых привилегий, как и подавляющая часть его современников.
Калмыкова также пытаются отнести к сообществу русских авангардистов, поскольку он был знаком с Малевичем и выставлялся в коллективных выставках Утвердителей нового искусства (УНОВИС). Но он, получив возможность войти в его состав, решительно порвал с ним, предпочтя этому собственную программу. И реализована она была как раз в Алматы.
Благодаря ей Калмыков оказался одним из тех художников, с которого берет начало современное искусство Казахстана. Он стал знаковой фигурой для следующих поколений, пришедших в искусство незадолго до и после обретения независимости.
Но главный предмет интереса ORTA лежит не в изобразительном искусстве Калмыкова, а в его текстах, из которых художники выводят Теорию новой гениальности. Труды Калмыкова не могут быть прямо наложены на практики ORTA. Коллектив занимается их интерпретацией, спорит с ними и расширяет рамку Теории — как интеллектуальную ее сторону, так и техническую.
К вопросу о политическом потенциале Калмыкова
В истории современного искусства Казахстана было немало художников, в частности Сергей Маслов и Рустам Хальфин, которые не рефлексировали актуальные политические события напрямую. При этом они жили в период перестройки, распада СССР и становления Казахстана авторитарной страной, что не могло не наложить отпечаток на их работы.
Хальфин, к примеру, развивал проект коллективной идентичности казахстанских художников, политический по своей сути. Он предпринял попытку отступить от ориентализма в пользу новой субъективности, основанной на локальном понимании прогресса, добрососедстве и общем колониальном опыте.
У Сергея Маслова не было четко намеченной программы, как у Хальфина. В своем творчестве он сделал ставку на мифотворчество, используя живопись, тексты и акции как опорные медиумы. Его живопись 1980-х годов сложно отличить от живописи 1990-х, и в этом отказе от субординации своего творчества перед актуальными событиями и заключался его политический жест.
Обращение к идеям Калмыкова — не меньший политический жест. Биография показывает, что Калмыков был человеком трагической судьбы. Он жил в нищете, в последние годы питался только хлебом и молоком, а все скромное жалование тратил на свои художественные практики. Его ставка — заниматься свободным искусством вопреки постоянной угрозе быть репрессированным и отверженным социумом. Этот акт свободы остается одной из тех вещей, которая продолжает вдохновлять наших художников.
К тому же, произведения Калмыкова обладают большим демократическим потенциалом. Он был убежден, что в каждом без исключения человеке содержатся золотые нити, которые мы можем обнаружить и проявить в совместной художественной деятельности. Если упрощать, эта метафора побуждает нас искать во всех людях творческий потенциал, чтобы совместными усилиями, при всех имеющихся у нас различиях, создавать контуры нового эгалитарного мира. После 30 лет атомизации нашего общества этот посыл кажется как никогда своевременным.
О необходимости диалога в сообществе
У меня нет намерения стать единственным комиссаром павильона Казахстана на Венецианской биеннале. Точно так же я не преследую цели установить один единственный способ отбора участников. Когда я убеждала Министерство открыть павильон, я воспринимала этот шаг как условие его возможности, которое позволит участвовать в биеннале все последующие годы. Поэтому нам уже сегодня необходимо начать обсуждать то, как мы организуем процедуру отбора художников в следующий павильон.
Сегодня мы видим необходимость в организации экспертного совета и проведения открытых конкурсов для участия художников в крупных международных выставках. Вместе с этим мы понимаем, что нам необходимо демократизировать сферу культурной политики. Заниматься этим должно все арт-сообщество, используя инструмент публичной дискуссии. И я хотела бы помочь организовать этот процесс, участвуя в нем на равных со всеми представителями арт-среды.
Сила общества сейчас настолько велика, что мы должны требовать не только организации экспертного совета и открытых конкурсов в рамках Венецианской биеннале, но и пересмотра культурной политики как таковой. При прежнем политическом режиме эта задача казалась бессмысленной и невыполнимой, поскольку и экспертные советы, и открытые конкурсы чаще всего оказывались имитационными. Но сегодня шансы добиться изменений выше. По крайней мере, хочется на это надеяться.
Специально для этого мы с Евразийским культурным альянсом, который недавно представил свои рекомендации Министерству культуры и спорта РК, хотели бы провести публичную дискуссию 28 февраля. На ней мы всем арт-сообществом начнем формировать лист предложений в области культурной политики, а также наметим структуру новых институтов, которые будут помогать в их реализации. Регистрация на эту дискуссию будет открытой, чтобы все желающие могли принять в ней участие.
