Есть мнение, что со временем художники разучились рисовать. Но навык никуда не исчез: реставраторы воссоздают классические работы, люди пишут неотличимые от фотографий картины. Только вот глобально с помощью реализма сказать больше нечего: мир изменился, а значит и искусство тоже. И уже не в первый раз.
В те времена художники долго бились над недостаточной реалистичностью картин. Даже “открытие” линейной перспективы не помогало им быть достаточно достоверными. Да Винчи, будучи крайне наблюдательным товарищем, отметил, что у человеческого зрения есть фокус, а значит все предметы не могут быть одинаково четкими. Так что некоторая расплывчатость второго плана впервые появилась именно в его работах. Это явление в называется “световоздушная перспектива”. К тому же он открыл новую фишку, которую не могли повторить другие художники – это прием “сфумато”, при котором у предметов нет четких контуров. Именно благодаря этому приему, когда вы смотрите на Джаконду, вам кажется перед вами живая женщина, а не плоская картина.
Картина считается последним творением мастера и очередной поворотной точкой в истории искусства. Тициана больше не удовлетворяет гармония, введенная в моду Да Винчи. Он берет очень грубый холст и подчеркивает его структуру. Более быстрые и смелые мазки придают сюжету большую динамику. Тициану уже не интересна идеальная визуализация – гораздо интереснее человеческая сущность и возможность выразить свою идею. Увидев эту работу, современники художника вполне предсказуемо решили, что он разучился рисовать на старости лет.
Картину, написанную за несколько месяцев до смерти самого Рембрандта, часто называют его главным шедевром и кульминацией всего творчества. Она сильно отличается от прилизанных и даже радостных работ его современников на ту же тему. Здесь нет второстепенных деталей – все их скрадывает полумрак. Рембрандта не волнует красота тела. Он намеренно изображает всю неприглядность облика промотавшегося сына: стертые в кровь ноги, лысый череп. Мазки объемные, трехмерные, будто вываливающиеся с холста. И все это вместе выводит на первый план эмоции и внутренний мир героев. Библейская история о всепрощении рассказана художником как трагедия простых людей.
Мане пишет картину в 1863 году, ссылаясь на Тициана и Джорджоне. Но не решается показать ее публике целых два года. Жюри Парижского салона, где выставляется картина, и вовсе решают показать ее только для того, чтобы продемонстрировать, как низко может пасть искусство.
Художник перестал моделировать объем, как делали многие поколения его предшественников. И главное – на полотне изображена обычная женщина, а не божественное создание. Она не потупляет взгляд, смотрит прямо в глаза “собеседнику” – такое в те времена могли себе позволить только проститутки. Естественно, работа стала скандальной.
Моне мало заботили люди – он почти не тратил время на их изображение. Главными персонажами на его полотнах были природа и игра света. На эту картину, по словам самого художника, ушло всего 10 минут. Смелые размашистые мазки, сотни оттенков серого и яркие солнечные всполохи многим казались грубыми и неопрятными. Первые зрители даже считали, что это незаконченный эскиз, и даже обойная бумага в сравнении с ним смотрелась бы эффектнее. Тем не менее, именно с картины «Впечатление. Восходящее солнце» началось крупнейшее течение в искусстве – импрессионизм.
Дикой живописи Сезанна побаивались даже его друзья-импрессионисты. Он не гнался за реалистичностью, стремясь передать суть предметов и людей. Поэтому стол на картине перекошен, мужчины слегка сплющены и вытянуты, у поверхностей нет текстуры, а все до единого законы перспективы нарушены. Сезанна интересует чистая геометрия – в ее пользу мир теряет свою визуальную прелесть.
При жизни художник не мог ничего продать и хранил свои работы в рулонах. Но спустя много лет именно эта картина долгое время оставалась самой дорогой из всех, когда-либо выставленных на продажу (в 2012 году эмир Катара купил ее за $250 млн).
Пикассо не стал изображать женское тело как нечто исключительно прекрасное. Он радикально разрушил форму и облек ее в геометрические фигуры. Его девицы будто застыли в страхе, предвещая тот ужас, который скоро накроет всю Европу. Чудовищность, которая точно так же исковеркает живых людей, рождает очередное течение в искусстве – кубизм.
В искусстве перестают существовать предметы и люди – остается только духовность. Значение имеют не объекты, а цвета. Разные кусочки холста имеют разную текстуру. Василий Васильевич не был первым, кто придумал нефигуративную живопись, но был первым, кто дал ей теоретическое обоснование. Каждое пятно и точка на его картинах несут свои смыслы, которые подробно объяснены в его трактатах.
А еще, Кандинский был синестетиком – слышал цвета и видел звуки. Поэтому его работы стали поиском универсального синтеза живописи и музыки.
Если изображение постепенно исчезает, то есть ли этому предел? За этой картиной стоят все самые главные интеллектуальные тенденции, которые обсуждались в то время: нелюбовь к эпохе Возрождения, отказ от перспективы и трехмерности, возвращение к истокам, ненависть человека эпохи конвейера к труду и производимым им вещам.
Малевич “изобрел” беспредметность – чистую живопись. Искусство должно было отказаться от предмета, но не раньше, чем изменилось отношение к нему. И главная заслуга Малевича не в том, что он закрасил геометрическую фигуру одним цветом (так делали многие до него). А в том, что он первым назвал изображение тем, чем оно является.
Еще в 1914 году Дюшан делает невероятное: покупает сушилку для бутылок и говорит, что это – его произведение искусства. Жест прошел незаметно, но изображенный предмет и изображение наконец совпали. Гораздо более громким заявлением и вообще иконой современного искусства стал “Фонтан”.
Уже известный на тот момент Дюшан был членом жюри выставки, куда по сути брали всех, кто заплатит несколько долларов. Художник купил писсуар, подписал его чужим именем – и эта работа оказывается единственной, которая не проходит отбор. Позже она становится иконой авангарда и одной из самых значимых работ XX века, а сам Дюшан – главной его фигурой. Все потому, что важнее оказался номинализм, а не суть. Искусство – это то, что кто-то назвал искусством 
