ВОСТОЧНО - ЗАПАДНЫЙ ДИВАН |
Человек, с которым мы провели эту беседу, уникален во многих отношениях. Интеллектуал и эрудит, блестящий переводчик и поэт, он способен удивить любого не только своей необычной для наших краев внешностью римского легионера, но и нетривиальным способом своего бесконечно фонтанирующего мышления.
Он не умеет говорить или писать или дышать просто так. У него все превращается в словесный или письменный артефакт. И если в литературе его профессионализм сугубо академичен, то в жизни для него практически не существует границ и норм и правил. Он словно экспериментирует над собой и своей жизнью, не боясь упасть или оступиться. Для него падение это тот же полет.
И еще мне хотелось бы сказать, что за кажущейся неприступностью высоколобого интеллектуала скрывается тонкий и нежный, глубокий и отзывчивый человек, способный на искреннюю дружбу и пылкую любовь.
Итак, собственной персоной, к вам в гости Игорь Полуяхтов.
- Игорь, какими этапами происходило ваше становление как профессионального переводчика? С чего вы начинали?
- Вот я начал (и никак не могу кончить…) с нетривиального выбора профессии. С изучения иностранных языков, фактов и произведений литератур, мертвых и живых, западных и тех, что повосточнее. Это и латинский (с изначальным обожанием Овидия), и французский (с Рембо), и параллельно шли в мое сознание другие, и «тот же» английский был «по умолчанию» – с Эдгара По. Обычные этапы: все как в физической любви – схищивание и влюбление в себя всего чужого, но не чуждого, – западноевропейских и американских литфактов и артефакторов. Фармакодинамики Запада. Астронавтики в непознанное. Некоего астро умия. Как у всех, per aspera ad astra .
В данном случае моя профессия и профессионализм связана с сугубо художественным переводом. С переводом поэзии, которую изначально и преимущественно мы с друзьями слышали в рок-музыке. Я, вероятно, был одним из первых переводчиков в области рока 1970-80-х. Посчитали, я более или менее успешно перевел около сотни рокеров и роллеров. До сих я могу перевести бабушку через дорогу, но вот не могу переводить бумагу (или даже ресурс текстового приложения, того же офисного приложения Word ) без определенной поэзии. Ибо In the beginning was the MS Word , то есть Слово, как сказано в известной Благовести.
Конкретно, если интересно. Первый мой напечатанный перевод был в журнале «Арай». А именно: Битлз из «Клуба одиноких душ сержанта Пеппера» (это благодаря такому олдовому битломану, как Сергей В. Козлов; к тому же, он единственный наш алматинский журналист и рок-человек, который встречался с Йоко Оно; недавно был даже задуман памятник Леннону здесь и в результате провала – статья в «Караване» «Почему Битлы не приехали в Алма-Ату?»). Первой моей брошюрой была «Пинк Флойд. Песни из альбомов» (с параллельным текстом оригинала). И то благодаря посткомсомольской МКФ «Искер» (тов. М. Иманбекову). Первой книгой был мой двухтомник « The Beatles . Песни. 1962-1970». А это – в начале 1990-х благодаря уже московской издательской фирме «Янус» (и А. Галину, который до сих пор переиздает рок-прогрессивное наследие). И далее – все рука Москвы в подрывном переводческом деле. Еще шесть объемных книг. Последние мною опубликованные переводы – опять же журнальные, но уже – в альманахе «Тамыр», а именно: Онтологическая Антология поэзии сюрреализма, а теперь вот будет – « Эзра Паунд . Стихи из Поднебесной » . Надеюсь, последними эти мои поэтические переводы явились только хронологически. Как я погляжу, перевод для меня – хроническое дело, хотя и острая питающая необходимость. И это и есть неустанное становление , в самом что ни наесть своем деле.
- Пик вашей деятельности, связанной с ТВ: «Рокомментарий»; работа, связанная с телеагенством «Хабар»… Просьба рассказать об этом периоде жизни.
- Это был действительно – период и именно жизни , но, к сожалению, только лишь период (активнее всего: 1995-2002 годы). Телевизионный «Рокомментарий» (с фирмой АЛСИ как спонсором и студией М-АРТ как технической базой) подарил мыслящим людям со вкусом в Алма-Ате знакомство, причем ранее всего остального Совка – с рок-поэзией в русском переводе и видео-образами – от The Beatles до Dead Can Dance . Семьдесят семь передач. За кадром звучали лучшие актерские голоса вверенного нам гарнизона – от Е. Жуманова и Г. Эпштейна до Р. Кантамировой и А. Пухальской, например. Продолжение необъятной темы было на радио МАКС: «Рокомендация», «Бестиарий» (это лучшее от лучших), «Индикатор» (это показательные «независимые» течения, альтернатива, independent ) и другие циклы, связанные с моим стихотворны1м переводом и филологическим комментарием. Были и прочие превентивные работы с видео-поэзией, например, « Ex Libris » (с Б. Канапьяновым как продюсером).
А «Хабар» пошел дальше, и в звуке «Хабар» столь многое слилось… Был создан отдел дубляжа, где я работал еще больше – в качестве редактора переводов и режиссера озвучания. В АСК-2 была создана специальная студия. Все мы в отделе работали именно в качестве . И это тоже – впереди планеты всей. Я перевел за год, и горжусь, «Ад Данте» «Не Моцарт» Питера Гринуэя ( Peter Greenway ' s TV DANTE ; Not Mozart ). В общем подготовлено мною сотоварищи почти семьсот часов эфирного времени. Дубляжному репертуару Агентства был посвящен мой обширный обзор под названием «Хабар: география профессиональных вкусов» («Экспресс К», № 105 (142771), от 16 июля 1999 года). Озвучено на русский язык с иностранных: в литературе многое – от Достоевского до Г. Гарсиа Маркеса и И. Бродского, а также цикл «Десять великих писателей: Современный мир», в живописи – от Донателло до Сезанна, от Русского Музея до Национальной галереи Нью-Йорка, в музыке – цикл «Сто великих композиторов» и многое другое (например, впервые на русском языке с латинского – «Реквием» Моцарта и «Мессия» Генделя), да не хватило времени, чтобы перевести еще и оперные либретто…
- Ваши любимые авторы в литературе и в современной музыке?
- Судя по десятку моих эссе, переводов и комментариев к ним – хронолого-хронически – это Данте, Шекспир, По… (как оригинально!)… Джон Леннон, Роджер Уотерс, Питер Гэбриел… Есть мои филологические работы с неомодерном и неоготикой, в связи с The Rolling Stones и Джимом Моррисоном меня упоминают в уважающих себя московских изданиях. «Книга Песен» Пинк Флойд вышла дважды. Посмотрите в любом поисковом броузере: о переводах, а значит, и о предпочтениях моих упоминается где-то восемьдесят раз. После двадцати лет работы закончил-таки книгу полного собрания стихов и пьес Т. С. Элиота (со всей филологией – 760 стр.), готов выпустить полное собрание стихов, песен и скетчей Леннона и Йоко Оно. Работаю над той прозаистикой и поэтикой, которая мне самому необходима. Это и Cantos Эзры Паунда, и «Жалобы» Жюля Лафорга, и тут же духовные поэмы Джона Донна и вообще – метафизическая поэзия и сюрреализм. Можно сказать, с детства я иду каким-то проэлиотовским путем во всех своих лично-эстетических пристрастиях и в собственной литературе. Мало с чем сопоставимые по трудности «Песни» Паунда, почти невозможные для перевода, – предмет моих именно поэтико-переводческих интересов. Портреты Кафки и Элиота висят у меня дома на виду. В музыке мои интересы исчерпывались Милен Фармер и авторами направления New Age , Dead Can Dance , Cocteau Twins и вообще всем, связанным с центром 4 AD . Теперь даже не знаю, что нам грядущий век (что belle e poque и age ) готовит. Скорей всего, дальнейшее – молчание…
- Ваше сотрудничество с журналом «Тамыр»…
- Это одновременно трудное и легкое, как само бытие, именно сотрудничество .
Итоги я отразил в своем обзоре к пятилетию издания, в нашем юбилейном номере. Обзор назывался: « Тамыр : Коренное Прошлое и Корневое Будущее». Наслаждение, которое может дать собственно журнал (и периодический, и также альманах) имеет три корня. В предисловии к № 1 три года назад главный редактор «Тамыра» писал, что на примере структуры нашего альманаха можно убедиться, что развитие культуры в Казахстане имеет три модуса: политический, национальный, гуманитарный. Мы рады, что эти столь различные модусы встретились в одном издании и стали факторами одного сознания: казахстанского. И далее, отметив то обстоятельство, что издание явилось осознанием тревожной, поистине переломной ситуации в культурной жизни страны, Ауэзхан Кодар уверил, что у вас в руках лежит не поколенческий, но экзистенциальный альманах, где собраны творения лучших представителей разных поколений, оказавшихся способными к новому культурогенезу. В том-то и своеобразие нашего издания, что мы, каждый по мере сил, пытаемся ответить на вызов времени, который, на наш взгляд, заключается в том, насколько можно отказаться от старомарксистских стереотипов и узконациональных схем в пользу современной культуры мышления, определяющейся в основном разработками Западной философии и культурологии? Парадоксальным образом получается так, что ныне интеллектуальная состоятельность казахов зависит оттого, насколько они освоят западные технологии мышления. Теоретический вакуум, явственно ощущаемый в Казахстане, характерен и для русскоязычного населения. Быть может, общее обращение к Западу и станет той эпистемологической константой, на основе которого мы сможем выработать свое, специфически казахстанское мировоззрение. И вот уже издание лежит у вас в руках пятнадцатый, и юбилейный раз, и оно по-прежнему называется «Тамыр», и до сих пор это слово в переводе с казахского имеет три значения: пульс , корень , приязнь ; и так же все эти смыслы объединяет идея коммуникации. А что такое идея коммуникации? Это осознание собственной недостаточности, тоска по Другому. Вместе с тем, идея коммуникации неразрывно связана у нас с поисками собственной идентичности, с самоидентификацией, которая возможна только при сравнении себя с другими, при сопоставлении Своего и Иного, причем в некой атмосфере, где циркулируют различные токи. Как у Гэбриела, Come on come talk to me … В сущности, у нас с Кодаром все сходится, хотя и не должно, как у Киплинга – Восток с Западом.
- Как вы оцениваете претензии наших литераторов влиться в ряды международного литературного сообщества? Какой message исходит от современной казахстанской литературы?
- Я не оцениваю. Maybe, казахстанская литература выйдет на рынок, но это будет восточный базар с капиталистическим уклоном. И это именно претензии , но такие претензии, которым нет рыночной цены. А «современная казахстанская литература» не однородна; здесь меня больше всего интересует проблема билингвизма. Стоит на пороге защиты докторской диссертации по проблеме литературного билингвизма У. М. Бахтикиреева – автор монографии «Творческая билингвальная личность: национальный русскоязычный писатель и особенности его русского художественного текста» (М., «Триада», 2005) Это, пожалуй, первая попытка столь масштабного охвата темы. Поражает эрудиция автора, порой кажущаяся неисчерпаемой, ее добросовестность и долготерпение. Именно такие качества нужны для специалиста, который, по существу, открывает новую научную дисциплину. И вот этот message мне хотелось бы увидеть в литературно воплощенном единении с Западом (ведь издательский бизнес – оттуда), и в соборовании с Россией (ведь литература как форма духовности – оттуда). В «Тамыре», да и повсюду, не раз говорилось о триединстве Запад-Восток-Россия, и впереди – только успех и новые открытия на пути к средоточью интеллектуальных ландшафтов.
Но… собственно послания, мессиджа не слышу никакого, но сам сейчас высказал то, что хотелось бы слышать. Вообще-то, нужно крепко закинуться циклодолом, чтобы разглядеть хотя бы шевеление, а не то что реально-конкретное движение в том месте, где торчит сейчас казахстанская литература. Различить какие-то циклы в нашей доле – после постперестроечного циклодола – нам еще предстоит. Не будем торопить и торопиться, бесполезно. Восточный темп. Кто торопится, тот улетает еще дальше и центробежней, чем русскоязычный маргинальный провинциал среди националистов.
- Не кажется ли вам что в основе многих работ русскоязычных авторов лежит провинцианализм? Что могло бы изменить эту ситуацию в лучшую сторону?
- Если угадать, что вы имеете в виду под «провинциализмом», то посмею сказать, что в «образцовой» для нас американской литературе профессионального провинциализма гораздо больше, ибо там вся литература – привинциал-центристская. Есть социальный провинциализм, есть даже географический шовинизм, этнический, есть маргинальность, то есть интеллектуальный провинциализм. Ценность России, прежде прочего, – в том, что она – провинциальна. Академик Лихачев сказал в свое время: чем культура «несамостоятельней», тем она состоятельней (см., например, его беседу в «Вопросах литературы», № 12, 1986). Если автор русскоязычный, он – маргинал, а значит – путь его ведет через андерграунд к истине, то есть именно к тому, что вы сейчас (если я правильно понял) назвали «лучшей стороной». Из лучшей стороны – в еще лучшую сторону. Здесь и сейчас нужен аутолингвальный автор, способный на критику, отбор со стороны и перевод на новой стороне, годный к службе языку в том далеком от центров краю, где сохраняется затишье и, вероятнее всего, здесь-то и зарыт шанс собраться с силами вне модной суеты.
Но эти ваши два последние вопроса настолько приятны, что не пригодны для популярной газеты. Приятно, когда впереди – новизна, накопленная в сердце былой тишины. Тишины и застоя, который казался приевшимся и удручающим. Увидите, культура – объективна как природа, она не терпит пустоты ни в одной своей провинции , и выжидает неспроста. Маргинальность и экстратерриториальность – это круги нового Чистилища. Кстати, и Данте был провинциалистом, раз написал La Comedia Divina на народном итальянском, а не на папистской латыни. Так и Чосер – маргинал, раз создал «Кентерберийские рассказы» на тогдашней тарабарщине Британии.
- Каких авторов вам довелось перевести на английский язык и обратно? Насколько это равноценные фигуры?
- Сначала – обратно. Это попытка и пытка с Толкиновским «Хоббитом, или Туда и Обратно». Попытка «Алисы» Кэрролла. Перевел для своего ТВ (но не так у М. Лозинского) восемь песен «Ада» Данте. Опубликовал «Сердце тьмы» Конрада – «лучшее, что написано на английском языке в ХХ века» (как считают в антологиях). И так далее, но не всегда тому подобное… Понадобиться две газетные полосы для всего списка.
В моем первом английском вышла книга Аэузхана Кодара «Степное знание» – А. Кодар . Степное Знание: очерки по культурологии. – Астана, «Фолиант», 2002. 208с. Первая ласточка полетела над казахской степью на Запад. Экземпляр отвезен даже в Александрийскую библиотеку. Книга А. Кодара, став итогом многолетних размышлений, началась, может быть, с образов из его поэтического сборника «Круги Забвения» (1998). Цикл стихотворений «Срез Третий» впервые на русском языке выводит образы Митры, Коркута, горы Бурхан-Халдун, звучат голос Древнего Тюрка, Слово знакомства жырау Казтугана, монолог Абая и Зов Бога Пути. Сборник разросся до «Цветов руин»; я перевел его стихи стихами. Вышла книга с параллельным текстом – Auezkhan Kodar ' s The Flowers of Ruin . – Алматы: Ассоциация «Золотой век», 2004. 226с. Вышел в свет дайждест «Тамыра» на английском – Tamyr , # 1, 2005. В одной из рецензий, в заметке для газеты « Central Asia Monitor » (№ 20 (23), 20 мая 2005 г.) сказано хотя бы так, что «автор перевода – Игорь Полуяхтов; в качестве его работы сомневаться не приходится, как заметили участники круглого стола, владеющие английским языком». Таков первый «Шаг ‘Тамыра' в мировое пространство» (Ж. Бисарова). В «Тамыре» на английском впервые такие авторы, как А. Омар, А. Ихсан, А. Хамидов… прозаики, поэт – один Кодар.
О других казахстанских авторах в моем переводе на английский говорить пока не будем, пусть сначала их издания увидят свет. Глаз да глаз нужен, чтобы не сглазить.
- Если бы вы были главным редактором журнала, каким бы он был на ваш вкус?
- Противопоставление Восток – Запад является пусть и не мнимым, но все же условным. Ас Пушкин написал девять стихотворений в цикле «Подражания Корану». А Блок примирил это противопоставление, указывая на роль России в нем стихотворением «Скифы». «Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы, С раскосыми и жадными очами!», но мы «Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!» и «Нам внятно все – и острый галльский смысл, И сумрачный германский гений!» Но вот понятней ли «России Сфинкс» станет романо-германскому уму, он сам поймет, читая и переводя современных, возможно, вполне маргинальных поэтов нашей страны, соединивших в себе ряд восточно-великорусско-западных аспектов и прозрений. Конечно, мой журнал, посвященный поэзии и драме, назывался бы «Восточно-Западный Диван». Само название все объясняет и почти отвечает на ваш вопрос. Но опять же, давайте издадим – а потом почитаем и посмотрим, каким он мог быть.
Посмотрим глазом Магритта с журнальной обложки вовнутрь жизни, пусть это будет «Фальшивым зеркалом», лишь бы было, на что посмотреть. На убористые столбцы оригиналов и переводов. Это был бы первый, кроме того, переводческий эстетико-практический журнал, причем озабоченный филологическим и философским (культурологическим) расцвечиванием всех оставшихся на Западе и на Востоке с Азией «белых пятен». Хочется посвятить номера мюзиклу, что актуально, и экзистенциальной драме. Ненормативной лексически литературе, наследию психоделических творян, барретологии и джа-народцу… тому, что не закончили в «Урлайт» и что пунктиром прошли в «Забриски Rider », «Ъ» или « Pinoller », например. Это было бы не пост-что-то-такое, и не было бы кастово-академично, не скучно было бы, но и не рентабельно, выходит? Бог простит.
- Время официальной литературы и андерграунда прошло или все еще актуально для нашего региона?
- Я, как бы предчувствуя такой итоговый вопрос, уже обмолвился об этом. Все умеет показать только лишь Время. Только времени покорно время, и только оно знает: стоят ли наши часы. Наше дело – работать, кто как может. Официально, подпольно – все равно. Прогнозировали уже все и вся, и перепрогнозировали – и погоду, и политику, и экономику, и прикладную науку, и даже культуру. Могло вообще ничего не остаться, и даже самих прогнозистов. По метеоусловиям: можно спуститься в андерграунд, и можно постоять в тени альтернативы, и можно позагорать на коммерческом солнышке возле официоза или выйти прочь в самое ненастье очередного диссидентства. Занимайте очередь за сайтами. Готовьтесь к жизни, забронировав все ритуальные услуги. Погода в нашем регионе – не плохая и не хорошая, она актуальная. Как встреча двух языков (во всех смыслах), как своевременный перевод текстов и стрелок на час – вперед или назад, как придется. У каждого из нас – свой час. Такая вот геополитика и социодинамика. И вот такие стихи из моих последних, из Фуги Temporum (2005):
С рассвета нас ждет петушиное пенье,
темп задает полевая тварь, ход соитий и урожаев,
ритмы природы как метроном – четверти, такты,
сердцебиение, приступы видений, логика снов.
Время живет во всяком инструменте, в каждом акте,
и музыка в оркестре множит время. И музыка течет
как водяные часы – тело времени в самой воде,
из течения в течение, не ухватываемое рукой;
и по каплям следит время за исходом сует.
Взгляд на строки, на пейзажи, на камеи –
и прочие отбросы эпохи, и осыпается фреска.
Но звезды проснулись и снова уснули:
Движение созвездий, восход и закат,
вот фазы луны, и время уходит с ними –
время не бежит, не течет и не льется,
не капает, не сыплется, оно плывет, растворяясь,
мимо наших одров и отражений, и навсегда остается.
Время движет часы. Тишина
Внутри предметов
Напряглась, и слабнет связь
Между ответов на все замечания; приметы:
«Сегодня ненастье, и небо багрово», Иисусе.
Лицемђри! лице убо небесе умђете разсуждати,
знамение же временомъ не искусите.
…Только голубь,
Утешит душу, вернувшись в ковчег на ночлег
С масличной ветвью в клюве. Дождь не идет.
Идет время.
Путь един для горлинки и ворона –
вверх-наперед… задом-наниз.
Интервью брала Ася Нуриева