Наконец-то современное искусство заговорило о любви и красоте На днях региональный социокультурный лексикон обогатился новым понятием – фемихат , – образованным путем химерического скрещивания терминов «феминизм» и «матриархат». Фонетическая окраска слова отчетливо ориентальна: фемихат это феминизм по-азиатски. Автор неологизма, алматинский куратор Дастан Кожахметов, выбрал этот титул для выставки, прошедшей с 10 по 27 апреля в Центре современного искусства Сороса-Алматы. Фемихат не отрицает власти женщин, поскольку власть, как и капитал, снимает традиционные гендерные ограничения, хотя зачастую воспроизводит патриархальные семейные модели: «В такие ( драматические – О.Ш .) исторические периоды женщины оказываются в высших эшелонах власти..., пользуются огромным влиянием: руководят мощными финансовыми институтами, контролируют СМИ, владеют строительными компаниями. Вместе с тем это, как правило, жены, любовницы, дочери влиятельнейших лиц государства» (цитата из пресс-релиза (с) Д. Кожахметов). Однако логика кураторского текста скорее говорит о том, что фемихат произрастает вовсе не из матриархата, доисторического (буквально) социального устройства, о котором не осталось никаких «линейных» свидетельств, а лишь смутные, трудно вычленяемые отзвуки в мифах. Фемихат это, скорее, обычный патриархат, слегка припудренный загадочной жизнедеятельностью «гендерных» НПО и телекартинками конференций бизнес-леди. В любом случае, термин остроумный и адекватный. И то, что куратором гендерной выставки является не феминистка и даже не женщина, а молодой человек, придерживающийся вполне традиционных, по его словам, взглядов на распределение гендерных ролей, - не парадокс, а симптом культурной ситуации. Стерильно феминистский проект выглядел бы у нас как экспонат кунсткамеры – причудливый, в чем-то даже привлекательный, но безнадежно застывший в формальдегиде alien . Нету в горах феминизма, потому как на самом деле он никому не нужен, за исключением настолько малого меньшинства, что оно даже не имеет права именоваться меньшинством политическим (опять же я не говорю о женских НПО – многократно эманированных эманациях феминизма западного). А все счастливые рапорты об активном участии дам в управлении корпорациями и станками, свидетельствуют, как правило, лишь о том, что самые выдержанные ментальные консервы обречены уступить корпоративной необходимости. В общем, эмансипация это свобода работать, - а по сути ментальный бульон остался таким же… выдержанным. Теперь о конкретных проектах. Выставка продемонстрировала гендерный паритет – участвовали как женщины, так и мужчины. Имел место широкий диапазон интонаций и подходов, призванных воссоздать образ женщины фемихата. Наталья Дю задокументировала на видео свой собственный развод, а затем переплавку обручального кольца в зубную коронку, которую художница носит и поныне («Развод» и «Трансформация»). Ирина Масликова напечатала на туалетной бумаге целый километр своих ранних любовных стихотворений («Лирика Ж»), создав эксклюзивный рулон. Восточные снегурочки из видео Алмагуль Менлибаевой взывали к сакральной Матери («Апа»); на фото Андрея и Ивана Пилипенко беременная женщина молотком и зубилом выбивала на животе петроглифы Тамгалы («Генетический код»). Саид Атабеков представил видеоинсталляцию на двух экранах, расположенных визави. На первом экране свершался обряд «Беташар» – невеста с закрытым лицом кланялась будущей родне, второй экран отвечал на поклоны ликованием мужчин, скандирующих «Казахстан!». Возбужденное однородно-мужское сообщество автор зафиксировал на футбольном матче (в Шымкенте?). Действительно интересно, что на трибуне не было замечено ни одной женщины – у нас, на севере, на стадионах обычно толпы девушек машут красивыми флагами. Работа Ербола Мельдибекова «Красный октябрь, или Блондинка в шоколаде» прямо иллюстрировала тезис куратора о фемихате как прерогативе родственниц. В растаявшем шоколаде на обрывках туалетной бумаги зрителю являлся гений чистой красоты – образ медиа-нефертити Ксении Собчак. Ксения – некая неопределенная «светская львица», для социальной легитимности ей не нужна профессиональная идентификация, как прочим телезвездам – певцам, актерам, спортсменам, политикам. Это медиа-аватара ушедшей, казалось бы, безвозвратно, старой доброй аристократии, «собирательный образ всех постсоветских принцесс» (цитата из пресс-релиза). И то, что для запечатления оного образа использованы подручные бахтинские средства, особо подчеркивает его царственность и сакральность. Вот такие лики фемихата. Выставка вызвала интерес и резонанс, появилось несколько острых публикаций – по причине прежней непроявленности сабжа в нашем художественном пространстве, а также вследствие болезненности темы. Многие согласятся, что некая гендерная проблема существует, но разойдутся в определении ее существа. Часть общества (не только мужская) ратует за «возврат к традиционным ценностям», считая, что тлен сексуальной революции коснулся таки Азии, и надо срочно бороться с этой инфекцией. Другая часть (несравнимо меньшая) убеждена, что никаких революций и даже робких заговоров в Азии не случалось, ситуация совершенно кондовая и затхлая, надо ее срочно модернизировать. Открою вам и свои личные взгляды. Теоретически я за феминистический интернационал и мировую сексуальную революцию, но знаю, что здесь такие диковины непредставимы и несбыточны. Феминизм у нас возможен - теоретически. Вообще, многое в Азии существует лишь в теории, в идеальной сфере. Возможно, в этом и заключается пресловутая «восточная духовность». В заключение добавлю, что ряд выставок, прошедших с мая 2006 года в Центре современного искусства, производит впечатление феномена, очень похожего на – произношу не без испуга – художественный процесс. Что-то происходит, и происходит без напряжения, свободно. Это впечатление странно новое. Еще недавно в нашем регионе все выставочные проекты имели характер отчетных съездов локальных арт-депутатов. Собирались большие - по нашим, разумеется, меркам - выставки, каждая из которых устраивалась так, как будто она устраивается в последний раз. Большие проекты, конечно, необходимы, - но в вакууме, при отсутствии процесса, они воспринимаются как редкие, пронизанные светлой грустью, встречи однополчан. А здесь, в случае в ЦСИ, мы наблюдаем обычный галерейный формат, без страха недосказать. Нормальный процесс, труды и дни, - если, конечно, к творчеству применимо такое определение. ЦСИ действительно является центром, работающим спокойно и планомерно. Несколько вопросов куратору выставки Дастану Кожахметову - Ты думаешь, феминизм возможен в нашем регионе только в архаическом изводе? - Мне кажется, это вообще характерное явление для многих сфер нашей социальной, политической и культурной жизни – сочетание архаики и модерна. Современные процессы тут приобретают какие-то архаические формы. То есть тут работают какие-то неписаные законы. Отсюда не феминизм, а фемихат. Женщины действительно за 20-30 последних лет стали как бы активнее участвовать в общественной жизни, мы видим женщин за рулем автомобиля, в бизнесе, в политике. Но главной остался принцип «окольных путей» - родственных связей, например. - А как ты относишься к феминизму в его «чистой» западной версии? - Я с таким явлением не сталкивался, в чистом рафинированном понимании я его знаю просто как текст. То есть у меня нет такого, если хочешь, тактильного опыта. Но, скажем, к радикальному феминизму отношусь очень критически, это откровенная глупость. - В твоей выставке участвуют как женщины, как и мужчины. Можно ли говорить о «женских» и о «мужских» проектах? - Например, работу Ербола Мельдибекова, - портрет Ксении Собчак на туалетной бумаге шоколадными конфетами, имитирующими фекалии – вряд ли бы сделала женщина. Работа называется «Красный октябрь, или Блондинка в шоколаде». «Красный октябрь» - знаменитый бренд, советская кондитерская фабрика. Это параллель между советским временем и нынешним. Работа выглядит критикой гламура, но на самом деле она имеет политическую подоплеку, и говорит о том, что на самом деле не произошло изменений, например, политических элит, сменились лишь временные этикетки. А в соседнем зале висит работа Ирины Масликовой «Лирика Ж» - стихи на туалетной бумаге. Но здесь совсем другая интонация, это очень личный проект, девушка говорит о своих переживаниях… Женский проект, например, Оксаны Шаталовой, которая озабочена страданиями женщин ради мужчин. Не говоря уж о видео Натальи Дю, где она документирует собственный развод. Мне кажется, чувствуется, где мужская, а где женская работа. - Давай проведем эксперимент: я тебе вышлю по почте картинки разных проектов, а ты определишь, какие из них женские, какие мужские. - Может, я и облажаюсь… Но если работа, которую я опознаю как женскую, сделает мужчина, значит, он гомосексуалист. И наоборот. - А, кстати, откуда вообще взялась тема выставки, довольно непривычная в нашем регионе? - Очень люблю женщин, всегда думаю о женщинах. О чем еще проводить выставку?... Оксана Шаталова, обратно (back)english©СЦСИ 2001-2002 (SCCA -Almaty 2001-2002) |