Непрерывные похвалы проницательности книги «Ориентализм» Эдварда Саида абсолютно заслуженны, и не только из-за актуальности его труда, но также и потому, что его конкуренты наконец-то признали его правоту. Бернард Льюис, пожалуй, самый неистовый из его противников, присоединился к группе экспертов Буша в отношении войны в Ираке 2003 года, исходя из того, что со стороны арабов американскому вторжению не будет значительного сопротивления. Мы все знаем, что случилось в итоге. Хотя аргументы Саида вряд ли рассматривались как бесспорная истина в то время, они были сформулированы тридцать лет тому назад в конкретный момент современной истории; до распада СССР и до экономического развития Китая и других стран Азии, когда формировалось культурное сознание его оппонентов идеологами кустарщины, которые считали себя культурными экспертами. Сегодня ориенталистское влияние намного тоньше. Десятилетия тому назад Саид предупреждал в отношении снисходительного отношения Запада к беспомощным «ориенталам» («парализованные дети»). Сейчас мы видим множество НПО (подобных не существовало, когда он писал свою революционную книгу), созданных для того, чтобы заботиться о таких «парализованных детях».

   В общем, Восток становится все менее и менее ориентальным и едва ли экзотическим. Многие города, которые во времена Саида все еще были связаны с идеей «бессмертной Азии», исчезли, их сменили безликие, современные, технологически продвинутые города, такие как Сингапур, Бангкок и Гонконг. «Загадочный Восток», который фокусировал наше западное визуальное понимание ориентализма, уже не существует или наверняка исчезает; его обменяли на такие хитроумные трюки, как древний Шелковый путь, которые помогают продавать туры, сувениры, книги, фильмы и даже художественные выставки. Их влияние на западное сознание настолько велико, что издатели, СМИ и организаторы выставок в одинаковой степени систематически навязывали, и должен признаться, что даже я сам пару раз не устоял и воспользовался ими. Все на протяжении Шелкового пути обычно появляется под протекторатом этого величественного, легко узнаваемого названия: «текстиль Шелкового пути», «искусство Шелкового пути», а возможно, даже «нефть Шелкового пути», которое конечно же будет еще эксплуатироваться. Как мы знаем, этот термин модернизма, появившийся в конце XIX-го столетия, а на самом деле «путь» – это просто культурный мираж. Действительно, существуют сотни дорог, ведущих в большей или меньшей степени с Востока на Запад и наоборот, из большинства западных стран мира в Китай или, по крайней мере, до Бухары и Самарканда. На большинстве знаменитых отрезков данного Шелкового пути, из Кашгара в Цзянь в современном Китае, было много сел и городов, которые с тех пор были поглощены великанами-людоедами современного вторжения и разного рода контаминаций. Популяции людей были переселены и даже в наилучших сценариях окружены историческими местами, которые удваивали число развлекательных парков; дополняли их войлочными верблюдами, в то время как настоящие сонно тянут туристов Шелкового пути на дорогостоящих древних повозках.

   Все эти «шелковые» маршруты в странах Центральной Азии пересекают две значительные политические реалии: постсоветский экономический кризис, который охватил территории пяти образовавшихся республик, и паранойя их лидеров, таких как Туркменбаши. Разумеется, все еще можно приятно удивиться на этом пути при условии, что вы готовы сойти с большой проторенной дороги. Особенно неизвестна туристам авантюрная тропа Центрально-азиатского современного искусства, которая включает в себя опыт путешествия без малейшего интереса.

   Тема путешествия вдохновила Саида Атабекова на прекрасную  видео-работу «Ноев ковчег», где «странный дервиш» (как однажды писала художественный критик Валерия Ибраева) устало бредет по безжизненной пустыне, пестрящей заброшенными советскими заводами. Понятие путешествия является также центральным для многих полотен Молдакула Нарымбетова, где неиспользуемые электрогенераторы соседствуют с верблюдами на заброшенных нефтяных месторождениях. На заднем плане часто можно видеть человека, едущего верхом на ослике, в позе, которая напоминает некоторые художественные виды развалин Рима XVIII-го века.

   Скульптор Георгий Трякин-Бухаров делает лошадей из  мусорных отходов, и они становятся необычными памятниками тому, что произошло как в социальном, так и в политическом плане на этом Шелковом пути. Пробуждая центральноазиатскую степь на пути сквозь время и память, художница Алмагуль Менлибаева смогла создать свою собственную разновидность мифотворчества. Для многих из этих художников их «духовный путь» выражается в костюме: одеяние дервиша в случае Атабекова, само тело в работах Менлибаевой. Ее по-особому обнаженные женские фигуры, странно задрапированные соединяют художницу и субъекта с их мифическим прошлым.

   Эти и другие центральноазиатские художники демонстрируют мощную уникальную творческую энергию, которая, как кажется, берет свое начало в их глубоком взаимоотношении с историческим наследием. Конечно, эти интерпретации идеологические и зачастую поэтические, поскольку никто из них на самом деле не ведет жизнь кочевника (разве что они кочуют от одной биеннале к другой). Тем не менее, их индивидуальные экспрессии отражают динамизм кочевой жизни и культуры. Многие из них предпочитают яркость и возможность повтора, используя видео в качестве средства; кроме того, интересно отметить различия с другими видами современного азиатского искусства. В то время, как пакистанские художники, например, выбрали переработку трудоемкой художественной формы миниатюрной живописи, их коллеги из Центральной Азии используют спонтанность и театральность перформанса. Когда пакистанские художники разрабатывают инсталляции, их методы часто бывают педантично детальными, например, скульптурные фрагменты, созданные Адилой Сулеман. Тем временем, замечательная инсталляция Ербосына Мельдибекова «Восточное гостеприимство» сопровождается коротким, но выразительным фильмом, в котором художника снова и снова бьет по лицу анонимный и невидимый вопрошающий «большой брат».

   Итак, почему я считаю все это относящимся к «Востоку из ниоткуда»? Так случилось, что я родом из древнего города и старой Европы, где изречение «все дороги ведут в Рим» все еще звучит справедливо, по крайней мере, что касается меня, но уже не является важным в гипер-кибер новом мире, который мы создаем. После тридцати лет путешествий по Азии, когда я размышляю, сидя с хорошей тосканской сигарой и чашкой зеленого чая, о том, что обычные культурные иерархии исчезли, я ощущаю себя «Востоком из ниоткуда». В соответствии с Эдвардом Саидом, намного важнее тщательно исследовать те западные перспективы, которые продолжают в своем самоуверенном и смехотворном лицемерии вести себя в стиле неоколониализма. Мне кажется, что и Восток, и Запад сделают правильно, если поймут, насколько их идеями и созданием имиджа постоянно манипулируют. Последствия войны в Ираке и Афганистане должны вдохновить даже наиболее ретивых западных комментаторов на то, чтобы спуститься с их культурных и политических пьедесталов.

   Я также принадлежу к тому поколению, которое пыталось найти «духовный путь» в Азии, в поисках того «более чистого» существования, которое, казалось, исчезло на Западе. Сегодня новый азиатский материализм, как и ожидалось, ослабил воспринимаемое превосходство этой восточной панацеи. Конечно, ни одно место не хранит тайн духовности, также как никто не может гарантировать материальный успех. И все-таки, и Восток, и Запад, ожесточенно бегут к заветной психологической и экономической «нирване». Распад СССР, который ссылался на научную школу «Исторического материализма», оставил поле широко открытым для материализма, который более не ограничен историей. Быть «Востоком из ниоткуда» означает занимать прочное положение в политической некорректности, особенно в отношении неоколониализма и сопровождающей его нео-виктимизации - отказа от любой ответственности.

   Что касается этих азиатских художников, их алиби были исчерпаны давным-давно. Но что еще важнее и что я считаю наиболее обворожительным в наилучших примерах Центральной Азии, Пакистана, Индии и Китая, - это счастливое и растущее осознание того, что невозможно оставаться несведущим или обособленным в беспокойном мире. В современном азиатском искусстве, в частности центральноазиатском, возрождение «ориентализма» во многом содержит в себе парадокс бытия в качестве «Востока из ниоткуда». Свежей струей в нем является то, что оно откровенно критично в отношении своего собственного мышления и, в то же самое время, позволяет себе быть «колонизированным», не испытывая при этом особых страданий из-за западных языков (и западного рынка). Возрождение вполне осознаваемой и зачастую пародийной «экзотичности», открывает замечательные возможности для того, чему в конце концов невозможно научиться ни в одной художественной школе.

Энрико Машеллони (Италия)

обратно (back)

english

©СЦСИ 2001-2002 (SCCA -Almaty 2001-2002)